Игорь Афанасьев - <a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="29796168677d66646965667f6c076a6664">[email&#160;protected]</a> (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

Это было рискованным делом.

Если балерине ставили шестёрку, а Фильке, что было не исключено, пять с половиной — побеждали старшие.

Филька вышел в центр сцены и громко объявил:

— Гопак!

Он знал, что делал.

Почти полгода он таскался на занятия народными танцами во Дворец пионеров, и педагог одобрительно поглядывал на маленького Фильку, которого природа и ежедневный футбол наградили сильными ногами. Многому он научиться не успел, но пару — тройку трюков освоил. Он хорошо держал спину и выбрасывал ноги перед собой в хорошем темпе и правильно вытягивая носки танцевальных тапочек.

С первыми тактами грянувшей музыки Филька сложил руки на груди, глубоко присел и, поймав баланс, выкинул ногу перед собой.

И в этот момент его чёрные брезентовые джинсы лопнули пополам.

Большие ярко-красные футбольные трусы, которые он в спешке подготовки к вечеру просто забыл переодеть, выпорхнули атласными крыльями из разлетевшихся по шву штанин и затрепетали в такт его танцевальных «па».

Зал лёг от хохота.

Первым желанием Фильки было вскочить и убежать от привселюдного позора, но музыка гремела, победа была близка, и Филька продолжил движение ускоряя темп и всё шире разводя в стороны руки-крылья.

Как ни странно, но победа рассорила победителей.

Капитан страшно ревновал Фильку, который сразу стал знаменитостью, и девушки из десятого отряда таскали к нему свои тетрадки-песенники и просили написать туда что-нибудь для них. Мужики из «десятого» покровительственно похлопывали его по коротко стриженной голове, брали в свою футбольную команду, а раздобыв в ларьке санатория ВВС пару бутылок сухого винца по семьдесят семь копеек, прятались в молодом сосняке на границе лагеря и не брезговали компанией известного поэта.

Отрядные певицы считали, что именно они сыграли решающую роль в победе, но с ними спорили записные острословы, готовившие выигранное домашнее задание. Да и нагрянувшие душевные чувства посеяли дополнительную рознь среди отряда.

За одной из певиц приударяло сразу несколько мальчишек, а за другой — ни одного: дуэт распался. Многие девчонки на танцах отдавали предпочтение бывшим соперникам из десятого отряда, что вызывало презрительные реплики со стороны «собратьев по оружию».

Филька держался от дрязг подальше.

Он с самого начала лагерной смены поглядывал в сторону тихой и неброской Тани. Она была на год старше Фильки, но выглядела не такой устрашающе взрослой, как многие её ровесницы.

Филька долго ходил кругами вокруг неё, но после КВН осмелел и пару раз на танцплощадке предложил потанцевать. Она согласилась, и сердце Фильки дрогнуло под голос Майи Кристалинской. Его подмывало поцеловать Танюшку, но ни повода, ни ситуации для решения важной задачи не возникало.

Оставались считанные дни до закрытия смены, когда Филька, замирая от страха, пригласил её погулять в стороне от танцплощадки. Вечер был прохладный, да еще взрослые друзья налили «сухаря», для храбрости; в результате, после часовой беседы в уединенной беседке продрогший до костей Филька ощутил непреодолимое желание.

Нет, о поцелуях уже речь не шла.

Филя дико хотел в туалет. Он мучительно продолжал разговор, нёс всякие глупости, но думал только о накатывающей волнами проблеме.

Сознаться в этом не было никаких сил, и он терпел до последнего, — лишь когда его стала колотить мелкая дрожь, Таня посоветовала ему сходить за теплой курточкой.

На седьмом небе от счастья, он бросился по направлению к отрядному зданию, по дороге завернув под первую же попавшуюся сосну.

Он вернулся к девочке с двумя свитерами в руках, переполненный чувством благодарности и любви. Накидывая ей кофту на плечи, он оказался в нужной точке, на самом коротком расстоянии от её пухленьких красных губ — и он решился.

Поцелуйчики при игре в «бутылочку» не могли считаться настоящим «любовным» опытом, они были достаточно дружественными и формальными. Отсчет самых захватывающих дух мгновений в жизни Фильки начался в тёмной пионерской беседке, прохладным вечером, с тихой пухленькой Танюшей. Роман этот, что правда, так и закончился единственным поцелуем, но это было уже не столь важно — он шагнул на новый уровень ощущения полноты жизни!

В июле отец взял отпуск и отправился с Филькой к Чёрному морю.

В те годы для всего Советского Союза Одесса начиналась с железнодорожного вокзала. На перроне выстроились люди с табличками в руках. Надписи на бумажках были краткими и лаконичными: «Черноморка», «Украина»; к этим надписям устремлялись владельцы санаторных путёвок — их усаживали в автобус и увозили к месту организованного отдыха.

«Дикарей», а именно к этой категории принадлежали Филька с отцом, окружали деловитые тётки и предлагали широкий выбор, от «комнаты с окном на море» до «койки на двоих на летней веранде».

Ещё в Киеве опытные «отпускники» составили для папы план действий. Отвергнув весь привокзальный ассортимент, отец и сын решительно двинулись к остановке трамвая. Они с трудом втиснулись в узкий обшарпанный вагончик и под крики крупногабаритной кондукторши и дикий визг колёс затряслись по центру Одессы.

Кондукторша двинулась по вагону, словно ледокол, расталкивающий торосы, легко перекрикивая грохот допотопного фургона:

— Граждане, экономьте сразу — не ждите контролёра! Мальчик, не сунь ручки в окошко — у тебя их всего две. Мужчина, шо вы на меня смотрите, как на Дюка — вы за багаж не заплатили. Ой, дамочка, а де вы брали такой сарафанчик? Следующая остановка — гостиница «Красная»!.

Проделав немалый путь в трамвае, Филька с отцом пересели на троллейбус и прибыли к месту, рекомендованному знатоками.

После двухчасовых мытарств по разным дворикам и домикам, папа сторговал комнату с двумя кроватями в пристройке. В основном доме жил хозяин с внучкой, шоколадного цвета девахой лет четырнадцати, и его постоянные клиенты — две московских подружки, бледнотелые от природы, и потому покрытые неравномерным красноватым загаром и с белыми бумажками на носу.

Пристанище находилось всего в двадцати минутах неспешной ходьбы от пляжа «Аркадия».

Море угадывалось издалека, оно сливалось с горизонтом в конце длинной аллеи, вдоль которой выстроились продавцы мороженого, сладкой «ваты» и газированной воды.

Плавал Филька плохо, а после встречи с пьяным попом и в Днепр окунался реже обычного, но войдя впервые в тёплую прозрачную морскую воду, ощутил себя на вершине блаженства. Солёная волна подхватила его и стала покачивать на своём гребешке, пытаясь унести подальше от папы- часового, но тот был бдителен и тут же выловил сына за руку. Волна недовольно буркнула и откатилась, обнажив ровное песчаное дно, усыпанное мелкими ракушками.

Благостный процесс купания и поджаривания на солнце нарушался лишь огромным количеством «божьих коровок», красных жучков с чёрными крапинками на спине. В Киеве, в самые юные годы, Филька изредка обнаруживал этих существ и тут же совершал ритуальный обряд — усаживал насекомое на кончик пальца и произносил общеизвестное заклинание:

— Божья коровка, улети на небо, там твои детки кушают котлетки!

В Одессе роли поменялись — в роли котлеток выступали отдыхающие.

«Коровки» сыпались на головы со всех сторон, при этом нещадно кусаясь. Старожилы не припоминали подобного, а отдыхающие дружно отмахивались от надоедливого небесного стада.

Буквально через несколько дней после приезда, Филька вместе с отцом и двумя соседками по двору поздно вечером отправились на прогулку к морю. Они пошли не в сторону пляжа, а на каменистую косу, которая замыкала пляж «Аркадия» с правой руки, выступая далеко в море. На этой косе тоже купались отдыхающие, но по вечерам сюда ходить боялись — в нескольких местах на косе были входы в знаменитые Одесские катакомбы. Какие из них были взорваны немцами, какие остались невредимыми, кто из защитников Одессы остался в них навсегда, а кто там обитал ныне — никто точно не знал. Но груды камней на косе и полная темнота наводили на Фильку лёгкую дрожь. Он, конечно, не выказывал своего страха перед папой и его новыми знакомыми и всё время норовил смело отлучиться в сторону от тропинки, его останавливали перепуганные женские вскрики и строгие папины команды: «Филя, вернись!»

В один из моментов Фильке показалось, что он услышал женский крик не от тропинки, а от моря, которое шелестело по гальке метрах в пятидесяти вниз от него. Филя, на всякий случай, быстренько рванул к своим попутчикам, и они благополучно вернулись в свою обитель.

Утром следующего дня дружная компания отправилась искупаться на косе. У спуска, по которому можно было подойти к воде, они увидели странную картину. Вдоль тропы стояло человек двадцать отдыхающих, а внизу, у камней, окунувшихся в пивную пену прибоя, не было ни единой души. Папа, увлечённый беседой с молодыми женщинами, не придал этому факту никакого значения и смело шагнул по направлению к морю.